Мне кажется, что вся жизнь — это некий поиск идеального состояния и места для творчества. Впервые я попробовал писать музыку в четыре года, спустя год после того, как стал заниматься игрой на фортепиано, но осознанно и серьезно попробовал себя в роли композитора я только где-то в районе 17–18 лет, на первом курсе Академии имени Гнесиных.
Я помню, что просто на мобильный телефон записал какую-то импровизацию и отправил девушке, которая мне нравилась. Она это оценила, и тогда я подумал, что это интересный, так скажем, мотив писать музыку, и вообще почувствовал, что это кому-то нужно, что это для кого-то важно.
Я начал с электронной музыки, которую всегда любил. Каждый день писал какую-нибудь композицию, выкладывал на стену «ВКонтакте», и мои друзья ставили мне несколько лайков, за что им большое спасибо, потому что продакшен был ужасный — все на скорую руку.
Интересно, что долгое время мне было проще писать музыку, вдохновляясь исключительно негативными эмоциями.
Они давали мне энергию для творчества. Например, когда началась пандемия, у меня был запланирован концерт в лондонском Альберт-холле, где я должен был выступать с симфоническим оркестром. Уже даже была готова афиша, но настал Covid — и все отменилось. Мне было очень обидно, но я такой человек, что стараюсь не опускать руки, не останавливаться, а наоборот, в подобные моменты творю больше, чем обычно. В итоге у меня наступил очень плодотворный период, словно я почувствовал более тесную связь с каким-то музыкальным порталом.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Это не было уходом от проблемы, а скорее творческим выходом из нее. Я трансформирую свои негативные эмоции через музыку и, получается, с одной стороны, не закрываюсь в себе со своими мыслями, а с другой — не досаждаю другим людям рассказами о том, что меня мучает. Просто погружаюсь в творчество — и меня отпускает. И знаете, я всем советую найти себе что-то такое в жизни, через что можно избавляться от негатива. Думаю, наш мир тогда станет немножко чище.
Радостные эмоции стали для меня источником вдохновения только с того момента, как я стал отцом. Рождение ребенка многое поменяло, в том числе в моем подходе к творчеству. Но должен сказать, что музыка, написанная в те моменты, когда в моей жизни была та или иная черная полоса, не мрачная и не гнетущая. Просто мои переживания дали импульс для ее создания, но даже я сам, слушая ее, не вспоминаю о том, что творилось у меня на душе, когда я ее писал.
Позитивный результат оказывается сильнее отрицательных предпосылок и как бы устраняет проблему. Причем я не думаю, что слушатели должны знать, как и почему было создано то или иное произведение искусства. Искусство лучше воспринимать без лишнего контекста, описаний и синопсисов. По крайней мере, так я решил для себя. Я могу потом уже прочитать, что хотел сказать автор, и сравнить со своими собственными впечатлениями. Угадал я или не угадал? Точнее — понять, насколько мое восприятие совпадает с авторским. Это бывает очень интересно. Например, в жизни моего любимого композитора Сергея Рахманинова мне был интересен момент его эмиграции: что он чувствовал в то время, когда его вынудили покинуть поместье тети, в котором он творил? Как это сказалось на его музыке? Я сравнивал это со своими переживаниями, когда меня в пандемию попросили съехать с моей студии, и ощущал, что в какой-то мере все в мире движется по кругу.
Кстати, мне позже довелось побывать в той усадьбе Рахманинова в Тамбовской области. К сожалению, в свое время она была разрушена, но позже дом восстановили и нашли несколько роялей, на которых он играл. Я приехал туда, когда мы работали над документальным фильмом о Рахманинове. И вот я сел за инструмент, которого касались руки моего любимого композитора, и стал играть, причем начал со своей музыки. В тот момент я ощутил какое-то благословение на творчество. Это было очень здорово.
Я всегда пишу музыку через импровизацию. Сажусь за инструмент, нажимаю «Запись» и играю минут 10–15, пока не нащупаю какой-то интересный момент. Только после этого останавливаюсь и уже начинаю работать конкретно над ним. Если сравнивать с тем, как я это делал в самом начале своего пути, то сам подход не изменился, но тогда было больше свободы, потому что я прям дорвался до того, чтобы писать музыку. Сейчас у меня уже выработался определенный стиль, а в то время каждая следующая композиция максимально отличалась от предыдущей. Все в разных жанрах с разными инструментами — просто свободнейший полет, не ограниченный какой-то формой. Впрочем, я до сих пор очень люблю эксперименты. Мне хочется не просто садиться за рояль, а как бы препарировать его. Я экспериментировал с модулярами, с какими-то обработками, заказывал на производствах особые микрофоны — всё для того, чтобы выстроить какой-то уникальный сетап, создать фирменное звучание, которое будет узнаваться и с которым можно путешествовать по миру.
В свою очередь в путешествиях по миру, а конкретно в Японии, я нашел для себя вдохновение для тех экспериментов со сценографией, которые реализовал в театре на Таганке во время концерта с симфоническим оркестром в конце апреля этого года, когда презентовал свой новый альбом Last Hope.
Я проникся японской природой, их отношением к людям, культурой. Я всегда любил японский арт. Так, в Токио есть музей Borderless от команды TeamLab. Я думаю, что в плане инсталляций и визуальной части он сегодня лучший в мире. Там мне в голову пришло много идей. Я решил использовать на сцене перформанс японской художницы, обыграть тему цветения сакуры — вплоть до ароматов цветов.
Это раньше люди могли пойти в зал и пять часов слушать оперу, но сейчас все слишком быстро отвлекаются, хватаются за телефоны. У всех нас СДВГ. Именно поэтому, кстати, музыку сейчас лучше воспринимают в формате синглов — коротких завершенных композиций. На концерте сегодня нужно давать что-то не только для слуха, но и для других органов чувств, чтобы зрители полностью погружались в восприятие происходящего. Выключить свет. Пустить дым. Играть с цветом. Но не так, чтобы это выглядело как китч, а сохраняя некий минимализм и стиль.
Главное, чтобы человек вышел с представления с каким-то зерном в своей душе, из которого потом что-то должно вырасти. Я думаю, что это вообще одна из моих глобальных задач — что-то оставлять в душе человека, чтобы он не просто смотрел себе под ноги и жил рутиной, а задумывался о своей жизни и менял ее к лучшему.